С момента выхода романа “Дракула” Брэма Стокера прошло уже почти 130 лет, а мы все еще не можем забыть о вампирах. Настолько, что одним из самых ожидаемых фильмов 2025 года стал “Носферату” Роберта Эггерса — очередная адаптация “Дракулы”.
Вампиры были антагонистами фильмов немецких экспрессионистов в начале прошлого века, фигурировали в классических фильмах ужасов и комедиях 1960-х, становились секс-символами в 1990-х и начале 2000-х и 2010-х, и, похоже, в ближайшее время этот бессмертный образ никуда от нас не денется.
Но почему мы никак не можем разлюбить монстра, который пришел из европейского фольклора более 300 лет назад?
“Охота за фильмами” решило разобраться, в чем секрет живучести вампиров (оказывается, не только в их магической крови!), как они стали секс-символами в мире ужасов и какую роль во всем этом сыграл ирландец Брэм Стокер.
Вампиры до “Дракулы”
Несмотря на то что “Дракула” ирландского писателя Брэма Стокера — безусловно, самый известный роман о вампирах и во многом заложил каноны жанра, о вампирах писали задолго до Стокера.
Первые истории о вампирах, конечно, появились в Восточной Европе — как в формате фольклора, так и в официальных отчетах государственных служащих Австрийской империи. Последних беспокоили суеверия местных крестьян и периодические случаи “охоты на вампиров”, которые заканчивались надругательством над могилами: тела подозреваемых в вампиризме покойных односельчан доставали из гробов и сжигали или пробивали кольями.
Иногда из крови “вампиров” даже изготавливали амулеты, которые должны были защищать людей от превращения в вампиров.
В литературу вампиры попали благодаря немецким поэтам: в 1748 году Генрих Август Оссенфельдер написал стихотворение, вдохновленное реальной историей сербского крестьянина по имени Арнольд Паоле, который после смерти якобы устроил целую эпидемию вампиризма в родном селе.
Общественное достояние
Массовая истерия, возникшая после его смерти, была настолько масштабной, что австрийским властям пришлось вмешаться в ситуацию и наказать нескольких сербов, которые пытались выкапывать тела односельчан, чтобы уберечься от вампиров.
Вена официально отправила в село делегацию врачей и ученых, которые объясняли местным жителям, что набухание после смерти, прилив крови к лицу покойника и даже посмертный рост ногтей и волос (то есть все, что считали признаками превращения покойника в вампира) являются естественными процессами разложения.
В стихотворении Оссенфельдера “Вампир” тот изображается зловещим загадочным ночным хищником, который хочет высосать всю кровь из девушки по имени Кристиана, пока та невинно спит.
Возможно, произведение Оссенфельдера и не имело огромного влияния на тогдашнюю немецкую поэзию, но оно стало одним из первых литературных образцов, сочетающих две темы, которые до сих пор остаются центральными в историях о вампирах — страх перед смертью и сексуальное желание.
Немного позже — но все еще до публикации “Дракулы” — этот же фокус использовали в своих произведениях о вампирах и Джон Уильям Полидори (его “Вампир” изобразил как сексуально опасного монстра самого Джорджа Гордона Байрона, который некоторое время был близким другом Полидори, но потом поссорился с писателем), и Шеридан Ле Фану (его новелла “Кармилла” рассказывает об аристократке-вампирше, которая соблазняет и чуть не сводит в могилу невинную рассказчицу).
В конечном итоге, сочетание опасности, тайных желаний главных героев и страхов, которые тогдашнее викторианское общество испытывало относительно собственной сексуальности, стало лейтмотивом “Дракулы” Брэма Стокера — и до сих пор ощущается во всех современных адаптациях произведения.
Общественное достояние
Нареченный отец всех вампиров
“Дракула” Брэма Стокера — уникальный случай того, как одно произведение стало воплощением целого жанра: все более ранние истории о вампирах воспринимаются его бледными предшественниками, а все более поздние — литературными наследниками, которые могут до посинения деконструировать заданные Стокером идеи, но никогда не избавятся от его влияния.
Это кульминация 70 лет европейской литературной традиции и нескольких веков существования фольклора и теологических дебатов (и католики, и протестанты долго не знали, как трактовать свидетельства о нападениях вампиров, которые регулярно поступали из Восточной Европы, а вот Православная церковь даже поощряла борьбу с вампирами и разрешала выкапывать мертвецов), вполне серьезных медицинских дискуссий и политических конфликтов (термин “вампир” стал чрезвычайно популярным в англоязычной политической публицистике XVIII века и использовался как символ всего: от опасных суеверий до абстрактного зла, которое якобы отравляло Британию).
Даже если вы не читали “Дракулу”, то, наверное, знаете сюжет романа: древний монстр из Восточной Европы прибывает в Лондон и пытается превратить в кровожадных вампиров добропорядочных британцев, но ему на пути становятся доктор Ван Хельсинг, три решительных молодых человека и Мина Мюррей — невеста одного из героев, которая должна была стать следующей жертвой Дракулы.
Впрочем, даже если детали сюжета вам не знакомы, то вы точно слышали о множестве связанных с вампирами суеверий, которые популяризировал именно Брэм Стокер. Страх вампиров перед дневным светом и религиозными символами, их аристократическое происхождение и богатство, а также загадочная мистическая связь с родной землей — все эти образы Стокер вывел из хаотичного фольклора и разнообразной литературной традиции в мейнстрим.
Почему “Дракула” стал настолько популярным
Роман пропитан тогдашним контекстом: от очевидного вдохновения реальными преступлениями, вроде легендарного дела лондонского серийного убийцы, известного как Джек-Потрошитель, до изображения вампиров как носителей экономической угрозы и их происхождения из Восточной Европы, которая на момент написания романа переживала сложную политическую ситуацию и воспринималась британцами как место борьбы между цивилизацией и суеверным невежеством.
Одним из источников информации о событиях в Восточной Европе для Стокера был дипломат, переводчик, профессор восточных языков — и, возможно, шпион, работавший на британское правительство, или даже двойной шпион, который также работал на Османскую империю! — по имени Армин Вамбери.
Неизвестно, интересовался ли Вамбери именно вампирами, но он наверняка рассказывал своему другу последние новости из Восточной Европы, так что Стокер хорошо разбирался в политической ситуации в этой части мира.
Кроме того, “Дракула” отражает и состояние тогдашнего медицинского дискурса, который весьма интересовал современников Стокера: герои романа обсуждают переливание крови и гематологический анализ, а также упоминают морфий и лауданум — вещества, которые тогда казались последними новинками прогресса.
По мнению исследователя вампирской литературы Ника Грофа, одной из причин того, что вампиры стали настолько популярным образом в Европе времен Стокера, было еще и распространение представлений о том, как функционирует кровообращение в человеческом организме.
Циркуляция крови стала любимой метафорой журналистов, политиков, публицистов и уличных ораторов, которые использовали этот процесс, чтобы провести параллели с общественной жизнью, оборотом денег и эмиграцией.
Кровь всегда захватывала человеческое воображение, ей приписывали удивительные способности еще с древних времен (и использовали как ингредиент лекарственных средств до относительно недавних времен: Ганс Христиан Андерсен аж в 1828 году описывал, как после публичной казни больные горожане выстраивались в очередь, чтобы выпить немного крови покойника).
Но именно научно обоснованное представление об организме как о чем-то целостном, о чем-то, в чем кровь постоянно бурлит вплоть до смерти, заставило современников Стокера воспринимать бессмертных кровопийц как едва ли не самую страшную угрозу — и для отдельного человека, и для общества в целом.
Общественное достояние
Что символизируют вампиры
В центре истории Брэма Стокера мы находим противостояние науки и всех достижений западной цивилизации суевериям и религиозным страхам (которые, несмотря на скепсис героев, оказываются не совсем беспочвенными) — другими словами, вопросы, которые массово волновали первых читателей романа.
Викторианская Британия была пространством стремительных изменений, технологического прогресса и неудержимой урбанизации, и это провоцировало множество разговоров о том, действительно ли древние времена были лучше, не потеряла ли Англия своих традиций и куда вообще движется человечество.
Хотя “Дракула” напрямую не дает ответа на эти вопросы, мы видим, как роман обращается к самым актуальным дискуссиям своего времени и предлагает читателям делать собственные выводы.
Точно так же можно трактовать произведение и в контексте тогдашних гендерных норм: с одной стороны, Мина Мюррей становится ключом к преодолению Дракулы (и, собственно, из ее коллекции документов и вырастает фон романа) благодаря своему пониманию современных технологий и умению вести записи. С другой — Стокер с очевидной подозрительностью относится к любым проявлениям женской сексуальности.
Первой известной нам жертвой вампира становится Люси Вестенра, близкая подруга героини, которая, в отличие от счастливо обрученной Мины, учится стенографии, чтобы быть более полезной своему будущему мужу, флиртует с мужчинами и даже имеет трех ухажеров, и — какой ужас! — жалуется подруге на то, что хотела бы выйти замуж за всех троих, но не может.
Важно помнить, что среди окружения Стокера было много врачей (например, все трое его родных братьев были медиками), и писатель, наверное, неплохо знал тогдашние дискуссии вокруг женской сексуальности.
Незадолго до публикации “Дракулы” вышла в печать работа “Функции и расстройства половых органов” Уильяма Эктона, в которой автор утверждал, что женщины по своей природе лишены тех сексуальных инстинктов, которые есть у мужчин, и что половое влечение у женщины — признак опасной нимфомании, которая неизбежно вызывала бессонницу, агрессию, потерю всякой морали и превращала добропорядочных женщин в монстров.
Эктон был далеко не единственным тогдашним врачом, которого настолько сильно беспокоила тема нимфомании: сексуально агрессивные женщины, которые представляли угрозу и себе, и всем вокруг, напоминая вампиров всем, кроме разве что клыков, были настоящей идеей-фикс для викторианских психологов и других медицинских профессионалов.
Собственно, Стокер подчеркивает эти ассоциации устами доктора Ван Хельсинга, когда тот называет несчастную Люси “полиандристкой”, ведь она не только имела трех женихов, но и получила путем переливания крови жизненно важные вещества от целых четырех мужчин.
Счастливые отношения Мины и Джонатана противопоставляются откровенной сексуальности вампиров, которые под покровом ночи прокрадываются в чужие спальни и пробивают своими клыками шеи невинных британских девушек.
Вампиры еще со времен первых появлений в немецкоязычной поэзии ассоциировались с запрещенным, аморальным добрачным сексом и всеми его опасностями, но Стокер закрепил эту ассоциацию навсегда.
Дети “Дракулы”
С момента публикации “Дракулы” прошло почти 130 лет, но фактически все произведения о вампирах, напечатанные или снятые с тех пор, связывают вампиров с сексуальными табу и другими темами, которые популяризировал Стокер.
“Интервью с вампиром” и другие романы американской писательницы Энн Райс используют декорации готического романа, чтобы исследовать (среди прочего) квир-идентичность и чувство религиозной вины своих героев, адаптация “Дракулы” Фрэнсиса Форда Копполы проводит параллели между страхом перед вампирами и эпидемией ВИЧ/СПИД, а иранский независимый фильм “Девушка идет одна домой ночью” рассматривает через призму вампиризма противодействие сексуальному насилию.
Даже “Сумерки” — феномен 2010-х, который более консервативно настроенные фанаты вампирской литературы обвиняли в “пуританстве” и искажении самой идеи, которую вампиры исторически репрезентировали, — использовали этих древних монстров, чтобы поговорить о сексе и целомудрии.
Не менее важным остается и политический аспект историй о вампирах.
Если Стокер использовал “Дракулу”, чтобы говорить о вопросах вроде эмиграции и конфликта между “цивилизованной современностью” и “старинными суевериями, которые приходят из-за границы”, то современные примеры жанра поднимают такие темы, как страх перед чрезмерным государственным контролем (например, спродюсированный Гильермо дель Торо сериал “Штамм”) или последствия непродуманного разрастания городов (например, “Выживут только любовники” Джима Джармуша).
